— Бывает у тебя такое, что внутри тихо и светло, и нет такой проблемы, которую срочно нужно отнести к психотерапевту?
— Бывает.
— И ты тогда не ходишь?
— Тогда я не еле волочу ноги, а бегу туда вприпрыжку!
Я много раз слышала мнения, что психотерапевт нужен только для решения проблем, нытья, слёз, жалоб на жизнь, раз за разом прорабатывать свой запрос, искать в себе ещё и ещё неудовлетворенности, страданий, воспоминаний, чтобы разбираться с ними.
Спасибо психоактивизму за то, что нашей новой нормальностью постепенно стало задавать вопрос «Как ты?», и даже отвечать на него не «нормально» или «отлично», а как я на самом деле.
Я последнее время вижу, что у людей вокруг меня есть довольно высокая осведомленность о том, как они. Мы много говорим о растерянности, фрустрации, тревожности, злости, подавленности, удрученности, слабости, уязвимости, чувствительности. Новая честность — говорить о разном, в том числе о том, что я чувствую. И в моменте, и в этот период жизни, и к определенным людям.
Очень много внимания сфокусировалось на том, что «не так». Где нарушаются мои границы, где что меня задевает и триггерит, как стресс сказывается на моём состоянии, что делает меня несчастной…
И после десятилетий, когда нужно было держать лицо, надевать улыбающуюся маску, скрывать, сдерживать и рассовывать обиды по карманам, вполне закономерно, что для легализации своих чувств, укреплении себя в праве чувствовать то, что есть, проживать, а не убегать, на первый план выходит в первую очередь неприятное, зажатое, прежде социально не одобряемое.
И это нормально: злиться, выть, горевать, испытывать отвращение — и избывать потихоньку заряд всего невыраженного за годы, что мы были взаперти у страха, правил, вежливости и желания быть принятыми и хоть чуть-чуть любимыми.
От формальности, функциональности и токсичного позитива маятник нехило качнуло в прежде теневую сторону, в исследование своей боли, своей злости, своего отчаяния и своего дна. Процесс это непростой, местами ужасающий, местами перетряхивающий всю картину мира, местами вышибающий почву из под ног.
И если я в чём и вижу по крайней мере для себя большую опору, так это в том, чтобы не отдавать тени всю себя. Оставить часть своего внимания себе наблюдающей, себе замечающей, что открывшееся мне поле несправедливости, гнева и горя, содержит в себе и своеобразную красоту, и освещено всё тем же солнцем, и то там, то тут бликует радостью, облегчением, спокойствием. И чем больше я оттаиваю и оживаю, тем больше этой радости мне доступно. И каждая крупинка этой радости важна. Ведь насколько мне известно, нет никакого неписанного закона о том, чтобы, ступив однажды на путь самопознания, мы обречены были на углубление страдания и нахождения всё новых и новых травмирующих обстоятельств своего прошлого, препятствующих полноценному, удовлетворяющему и оптимистичному настоящему.
Порой кажется, что проявлениям тепла, радости, нежности, благодарности и безмятежности нужна ничуть не меньшая легализация, чем несогласию, злости или сексуальности. И я не верю, что одно полноценно живёт без другого.
Думаю, что добрая треть моей личной терапии сквозь все эти годы была посвящена празднованию того, что удаётся, какие я замечаю маленькие и большие перемены в себе, в своей жизни, в своём отношении к происходящему. Мне важно, чтобы доброе и поддерживающее присутствие свидетельствовало меня и в этом тоже. Такие сессии, без надрыва и инсайтов, глубоких вопросов и выплывающих из бессознательного детских историй, первое время казались мне неразумной тратой времени и денег. И терапевтке моей тоже первое время было во время них непривычно: точно ли это то, о чём я хочу поговорить?
Да! Именно этому я хочу давать соразмерное время и место. Новой площадочке устойчивости под ногами, новой смелости во взгляде при неприятном разговоре, новому знанию о себе, как о маме и о любимой женщине — новостям моего мира, которые стали возможны благодаря нашей работе. Сохраняться, якорить, делать видимым. Опыт разделения и принятия не только горя, тщеты, бессилия и злости, но и восторга, гордости, успеха и довольности собой — крайне важен.
Получая в значимом месте признание себя в своих изменениях, я могу увереннее идти дальше. Разделяя свою радость, своё искреннее локальное ХОРОШО, я могу на него опереться, могу на него встать, могу им заправиться наконец, не откладывая до иллюзорного тотально светлого будущего. Видя перед собой взрослую женщину, которая спокойной улыбкой приветствует меня в ещё чуть улучшившейся моей жизни, празднует со мной, знает цену этой радости, как никто больше, я получаю поддержку в том, что всё не зря.
Неделю спустя я снова приду в слезах и беспомощности, избывать и праздновать. И снова расширять пространство, в котором мне бывает хорошо, устойчиво и даже, не побоюсь, этого слова, счастливо.
Впрочем, важный вопрос она всё-таки задаст:
«Как вы сделали эту перемену возможной, Анна?»
